Description
Фёдор Достоевский не был профессиональным философом, но философские проблемы волновали его всю жизнь; он выражал их художественными средствами, и в этом заключалась его оригинальность. Книга Яна Красицкого, автора многих работ по русской религиозной мысли, посвящена именно этому аспекту творчества гениального русского писателя и наполнена подборкой исследований о «бездне идей», выраженных в произведениях Достоевского «Идиот», «Братья Карамазовы» и «Бесы»: отношению к добру, истине и красоте, балансу между здравомыслием и безумием (или специфическим для русской культуры «юродством»), пониманию любви, свободы, женственности и мужественности. Одним из первых в мире Достоевский показал опасность терроризма и его истоки, что особенно актуально сегодня и нашло отражение в представляемой книге.
Автор предлагаемой вниманию читателей книги тщательно анализирует написанное о Достоевском иными исследователями, подтверждая свои аргументы мнением философов, литературоведов, переводчиков, создавая своего рода полифоническую сюиту, в которой соло звучит голос польского учёного. Собирая, порой «по крохам», высказывания исследователей, Красицкий выстраивает картину движения философской мысли, начиная со времён Достоевского и до наших дней. Он показывает, что Достоевский не остался заложником философских и богословских доктрин его эпохи, а ставил собственные вопросы, не только думал о поглощавших его идеях, но жил ими всем своим существом. Благодаря собственному опыту, Достоевский был ярким свидетелем воплощения этих идей, а иногда становился их жертвой.
Цель настоящей книги — представить и прояснить наиболее важные темы в творчестве Федора Достоевского. Это достигается не путем критической интерпретации его текстов или реконструкции мировоззрения Достоевского, а посредством детального анализа философских и метафизических мотивов, пронизывающих его романы. Соответственно, произведения Достоевского оказываются сильно драматичными в той мере, в какой их художественная форма не уступает порядку идей, а сама является способом существования последнего. В них также можно увидеть лабораторию идей, в которой писатель проводит своего рода вивисекцию фундаментальных человеческих понятий и принципов.
Для Достоевского понятия и ценности — это не сфера готовых ответов и устоявшихся формул, а сфера противоречий и вечной диалектики конфликтующих убеждений и точек зрения. По сути, его можно рассматривать как антрополога-экспериментатора, устанавливающего собственное парадигмальное знание о человеке. При таком рассмотрении его творчество раскрывает свой мощный творческий потенциал, романист развивает позитивное видение человека — видение, которое, вопреки современным сентенциям пост-гуманизма, подходит к человеку как к все еще неразрешимой загадке для самого себя.
Ян Красицкий (1954 г. р.) — польский учёный, доктор философии, окончил Вроцлавский университет по специальности «польская филология» и докторантуру Варшавского университета по философии. Основными областями его исследований являются философская антропология, философия религии и культуры, главным образом в области русской, польской и немецкой мысли последних двух столетий.
Елена Твердислова. Окончила филологический факультет МГУ им. Ломоносова, работала в ИНИОН АН СССР (1972–1992) в отделе литературоведения за рубежом. Кандидат филологических наук (1984). С 2013 года живет в Израиле (Иерусалим, Цур-Адасса).
M•Graphics
Книга Яна Красицкого, автора многих замечательных работ по русской религиозной мысли, наполнена подборкой исследований о «бездне идей» Федора Достоевского. Ян Красицкий демонстрирует огромную эрудицию, но все это преподносится читателю так, что создается впечатление легкости, не перегруженности балластом авторитетов, цитат и сносок. Правда, на некоторых страницах сносок больше, чем текста. В конце концов, они настолько интересны, что сами по себе составляют единое целое.
Анализируя некоторые из великих произведений Федора Достоевского — «Братья Карамазовы» или «Идиот» — Ян Красицкий уделяет особое внимание последнему. В князе Льве Мышкине (в самом его имени сталкиваются противоречия мужества и смирения) он видит ядро противоположностей, разрывающих одного и того же человека на части. Прозвище «идиот», призванное отречься от него в глазах средних, посредственных людей, в то же время делает его каким-то необыкновенным, необычным, особенным. Кульминацией этого переплетения становится непереводимый термин «юродивый».
Произведения Ф. Достоевского, которые не вполне поддаются философской интерпретации, хотя, несомненно, являются определенной, оригинальной и нетрадиционной философией, требует использования специфических категорий, таких как, например, «бездонность» . Настоящими и в то же время самыми главными героями «романа идей» Достоевского являются именно идеи. «Каждая идея имеет свою судьбу», — читаем мы в первой главе книги.
Настоящая книга воспринимается и переживается как «детективная история». Своего рода «эсхатологическая детективная история», происходящая в сфере отношений Бога и человека. И Ян Красицкий принимает живое участие в этой «детективной истории». Как свидетель и как вовлеченный участник.
— Ядвига Мизиньска, профессор, зав. кафедрой социологии знания Института философии Университета Марии Кюри-Склодовской в Люблине.
…«Монументальная фигура Достоевского возвышается над веками. Однако она рождается из повседневности», — так начинает свою книгу «Достоевский как лаборатория идей» профессор Ян Красицкий. Скажем сразу: превосходная книга, втягивающая вас прямо в драму человека, который хотел видеть в других только (а может быть, и прежде всего) братьев. С самого начала чтения мы понимаем, что Достоевский, родившийся в 1821 году (как Бодлер или Флобер), — человек, как бы разорванный на две личности: духовную, стремящуюся углубиться в мир идей, и материальную, связанную с профанной сферой, в отношении которой русский писатель мог похвастаться многочисленными «успехами», хотя бы и взятыми из европейских игорных домов.
Важной темой, развиваемой Красицким, является вопрос о постоянном вдохновении философов творчеством Достоевского. Для Красицкого русский писатель — это прежде всего художник-мыслитель и философ, бескомпромиссно проникающий в самые глубины человеческого духа. Он пытается ответить на вопрос, может ли выдающийся писатель вообще отказаться от работы с великими мыслями и идеями. О философском измерении романов Достоевского он говорит увлекательно и взволнованно: «Великая литература — это всегда почва для великой мысли, и эта истина в полной мере относится к Достоевскому».
Для Красицкого Достоевский — писатель, одержимый идеями. Они сопровождают его в каждом притеснении (сибирская ссылка), он разделяет с ними время своей безнадежности (смерть трехмесячной дочери Сони), они постоянно крутятся в его голове, даже когда повседневная жизнь пытается заглушить их (где взять деньги, чтобы содержать семью брата Михаила и сына Павла, пасынка от первого брака?). Мы видим, как его сжигает внутренний огонь. Его интеллектуальная жизнь так же важна для него, как и повседневные дилеммы и сомнения. Кажется, что работа с идеями — главное содержание его жизни. Был ли Достоевский философом? По мнению Красицкого, этот вопрос должен оставаться открытым, поскольку автор «Братьев Карамазовых» — «среди вопрошающих, а не среди учителей, он постоянно говорит со своими героями, ведет диалог, никогда не занимая позицию различия, никогда не будучи правым, никогда не зная, как обстоят дела на самом деле». Достоевский бесконечно задает вопросы. Возможно, наиболее остро он задумывается над вопросом, возможен ли Бог в мире, который больше не нуждается в нем. Что происходит с человеком, когда Бог умирает в его сознании? Возможно ли еще прозрение в современной цивилизации? Должен ли человек смотреть на Христа или через Христа? Несомненно одно: у Достоевского невозможно мыслить человека без Бога, как невозможно мыслить Бога без человека: «Присутствие Бога в творчестве Достоевского так же близко, как воздух, который мы не видим, но которым дышим. Настолько близко, что его Бог кажется совершенно отсутствующим. Его Бог слишком далек, потому что он слишком близок»…
— Бартош Сувиньский, поэт, прозаик, литературный критик